… приплыли к нам в гости американцы и привезли джину…

В первой статье из этой серии мы листали «Путешествие российского императорского шлюпа "Диана"» Василия Михайловича Головнина и находили джин в числе типично голландских и английских товаров, объектов морской торговли, в первую очередь Великобритании, с далёкими странами. Джин в первой половине XIX века действительно экзотизм. Как палаццо и гондола или сакля и аул. Как правдоподобно изобразить быт англичан или голландцев в двух-трёх словах? Одно из них должно быть «джин», разумеется:

Увеселения народные просты и невинны; толпы молодых мужчин, женщин, ребят ходят по улицам и распевают песни, но пьянства и убийства не видал я ни однажды во все продолжение пятимесячного пребывания нашего в Голландии, несмотря на то, что в каждом почти доме шинки изобилуют джином, дешевым продуктом здешним.
Н. А. Бестужев. Записки о Голландии 1815 года (1821)

Видите вы эти тяжелые, кирпичные, закопченные, жалкіе дома, съ узкими лѣстницами, грязными дворами и чердаками, — пріютъ лондонской нищеты, съ ея пороками и унылой обстановкой, съ штофами джину, связкой украденныхъ вещей и дѣтьми, чахлыми, худыми, рано завлеченными въ школу порока и преступленія?
А. В. Дружинин. Письма иногороднего подписчика о русской журналистике (1849)

Кстати, голландский напиток в русскоязычных текстах XIX века — именно джин, а не женевер, или йеневер, или джиневер. Последнее слово в разных написаниях в Национальном корпусе русского языка впервые фиксируется уже только в XXI веке (напомню, это не означает, что оно не использовалось раньше — просто оно не встретилось ни в одном из более ранних текстов в составе Национального корпуса).

В общем, в том, что русскоязычные авторы XIX века упоминали джин в контексте голландско-английских реалий: живописуя руральные пейзажи Нижних земель или воротя нос от диккенсовских трущоб — мы уже убедились. Но что мы можем узнать из книг о том, пили ли джин в Российской империи?

Тексты XIX века свидетельствуют о том, что джин пили, но назвать его повсеместно распространённым нельзя.

Один из уголков России, где можно было найти джин, — Дальний Восток. В XIX веке, убедившись, что Китаю не до русских первопроходцев, последние начали вовсю прибирать к рукам ничейные или выглядевшие так земли — удэгейцев, ульчей, нанайцев и пр. за собственников не считали. Одной из таких юридически никому не принадлежавших территорий было нижнее течение Амура.

В августе 1850 года адмирал Геннадий Иванович Невельской основал в устье реки Николаевский пост и усадил шесть человек сторожить его. Уже в конце 1856 года на месте поста появился город Николаевск (сегодня Николаевск-на-Амуре). А в 1857 году в Николаевске появился декабрист Михаил Александрович Бестужев (1800–1871), к тому моменту отбывший каторгу и ссылку.

Николаевск, в то время крупнейший порт Дальнего Востока, а уже спустя год назначенный центром управления Приморской области, поразил Бестужева своей ухоженностью и бурной светской жизнью. Отчасти это, должно быть, эффект воздействия какой-никакой цивилизации на Бестужева, только что приехавшего из ссылки в Селенгинске (хотя справедливости ради, в Селенгинске на то время было аж семьсот жителей — тоже не деревня). Как бы то ни было, он был впечатлён и в своих «Путевых письмах родным» (1857) приписывал эти заслуги губернатору области Петру Васильевичу Казакевичу.

Что он [Казакевич. — Д.М.] сделал в какие-нибудь три года своего управления и с такими ничтожными средствами — то это истинно изумительно. Там, где до него стояли жалкие лачужки для помещения части офицеров и служащих, тогда как другая гнездилась по ямам, землянкам и палаткам в 39-градусные холода и при пургах, заваливающих здесь дома на три и четыре сажени снегом, там, где стояли вытащенные баржи вместо магазинов, где в скромном домике помещалась церковь, где улицы состояли из болот, усеянных пнями столетних дерев, потому что все место, занимаемое городом, была непроходимая тайга, где яйцо продавалось по полтиннику серебра и только счастливцы ели солонину, — тут теперь вы видите стройные, по возможности сухие улицы с канавами, окаймленные красивенькими домиками, где живет все морское народонаселение. Внутренность домов очень мило убрана американскими шпалерами и мебелью. Вы увидите тут покойные кушетки, вертящиеся стулья, качающиеся кресла, японские кровати, кресла с утонченным комфортом, японские столы и столики с их инкрюстациею и блестящие лаком. Лампы, подсвечники, ковры, мебель, хрусталь, сервизы — из всех стран; вина, варенья, ликеры, джины и презервы. Свечей сальных не увидете, их заменяет стеарин. Клуб очень мило отделан, и туда собирается небольшое, но связанное дружбою, старанием и отеческим попечением Петра Васильевича [общество]. Тут танцуют на семейных вечерах (так он называл эти собрания) под звуки пианино в ожидании оркестра, который приплывает сюда летом на фрегатах, и потом ужинают дамы и кавалеры за общим столом, иногда накрытым на 100 персон, под председательством Петра Васильевича, который, несмотря на утомление от обыденных, неусыпных трудов по управлению, постоянно своим присутствием одушевляет и связывает все звенья этой разнородной цепи общества.

Здесь Дальний Восток предстаёт удивительным местом, где можно найти артефакты «из всех стран». Николаевск полон атрибутов экзотизированной цивилизации, отличающейся от привычного, скажем, жителю столичного Петербурга того времени. И «джины» оказываются в этом же ряду.

На Дальнем Востоке джин был ходовым товаром: местные купцы покупали или выменивали его у иноземных торговцев. Писатель Дмитрий Иванович Стахеев (1840–1918), сам принадлежавший к купеческому сословию и проведший в Благовещенске несколько лет, так писал об этом:

Благовещенские купцы ведут с маньчжурами дела отдельно от ярмарочной торговли; эта последняя, так сказать, мелочная, розничная торговля, имеющая отношение только к местным жителям. Торговля же местных купцов с маньчжурами ведется просто на дому. Купцы закупают у маньчжур большими партиями быков, муку и проч. и сплавляют означенные продукты вниз по Амуру до Николаевского порта, где нередко продают часть своих товаров на иностранные корабли или выменивают их на джин, портер и т. п. Иностранные корабли покупают или меняют только в таком случае, когда им необходимо иметь балласт.
За Байкалом и на Амуре: Путевые картины (1869)

Из «путевых картин» Стахеева можно узнать и том, кто именно продавал благовещенским купцам джин, и даже о том, сколько он стоил:

Лишь только началась наша колонизация на Амуре, лишь только мы успели основать Николаевский порт, как приплыли к нам в гости американцы и привезли джину, портеру, вишневой наливки и сбыт этим продуктам был большой, потому что в то время в России существовал акцизный откуп и на Амуре, кроме казенного спирта, водки никто не имел права привозить. Пили мы американские напитки и втайне радовались, что даем нашим соседям случай наживать деньги.

Здесь, правда, нужно помнить, что «американским напитком» купленный у американцев джин называть всё же не вполне корректно: первый собственный бренд джина — Fleischmann's — появился в США лишь спустя несколько лет. Зато американцы с удовольствием закупали английский джин. И, похоже, с тем же удовольствием толкали его дальше. Спекулянты.

Стоила бутылка импортного джина примерно столько же, сколько и сегодня — в пересчёте на сегодняшние деньги, конечно:

Портер продается [в Благовещенске. — Д.М.] от 90 к. до 1 р. 25 к. бутылка. Коньяк от 10 р. до 15 р. за ящик — дюжина бутылок, и от 1 р. до 1 р. 50 к. за бутылку. Джин от 60 к. до 1 р. 20 к. бутылка.

Ведро картофеля примерно в то же время, в 1870 году, в Центральной России стоило 18 копеек, буханка белого пшеничного хлеба — 5 копеек. На Дальнем Востоке стоимость продуктов сельского хозяйства была выше, так что джин обходился даже дешевле, чем в наши дни.

В середине XIX века Дальний Восток для Российской империи был тем же, чем он остаётся для России сегодня: кусочком совершенно другого мира, живущего в каком-то ином культурном и экономическом измерении. Местом, где отлично всё: мебель, еда, напитки и, вдали от царей, законы и сам ход жизни. Джин здесь, очевидно, принадлежал к числу хорошо знакомых, но явно воспринимавшихся как заморские напитков.

И теперь нам остаётся выяснить, насколько отличалась от дальневосточной ситуация в Петербурге, Москве и других крупных городах Российской империи. Об этом — третья статья этой серии.

Эту статью уже обсуждают в нашем ТГ-канале. t.me/worldginday